ASD:В дореволюционное время, например, для заключении сделки было достаточно честного купеческого слова.
путаете купеческую сделку словом(между мужчинами) и сделку между МиЖ, которая не сделка совсем. ибо договариваются только равные.
ASD: но мне кажется, что тогда, что и сейчас - все держалось и держится на доверии, в конечном счете.
Вам кажется. Все ВСЕГДА, во все времена держится на страхе.
Те же купцы, если копать глубоко, имели страх потери репутации вследствие нарушения своего слова. А это прямые фин. потери.
Не надо идеализировать отношения ни между мужчинами ни тем более между мужчиной и бабой.
Нет, я не отрицаю наличие действительно честных принципиальных мужчин, которые держали бы слово не из за страха, а по своему мировоззрению. Но оооочень сильно сомневаюсь в существовании таких ОЖП.
Страх господа, только страх.
Крейцерова соната. Начало романа весьма поучительно:
"В дверях мне встретились адвокат с дамой, на ходу про что-то оживленно разговаривавшие. — Не успеете, — сказал мне общительный адвокат, — сейчас второй звонок. И точно, я не успел дойти до конца вагонов, как раздался звонок. Когда я вернулся, между дамой и адвокатом продолжался оживленный разговор. Старый купец молча сидел напротив них, строго глядя перед собой и изредка неодобрительно жуя зубами. — Затем она прямо объявила своему супругу, — улыбаясь, говорил адвокат в то время, как я проходил мимо него, — что она не может, да и не желает жить с ним, так как... И он стал рассказывать далее что-то, чего я не мог расслышать. Вслед за мной прошли еще пассажиры, прошел кондуктор, вбежал артельщик, и довольно долго был шум, из-за которого не слышно было разговора. Когда все затихло и я опять услыхал голос адвоката, разговор, очевидно, с частного случая перешел уже на общие соображения. Адвокат говорил о том, как вопрос о разводе занимал теперь общественное мнение в Европе и как у нас все чаще и чаще являлись такие же случаи. Заметив, что его голос один слышен, адвокат прекратил свою речь и обратился к старику. — В старину этого не было, не правда ли? — сказал он, приятно улыбаясь. Старик хотел что-то ответить, но в это время поезд тронулся, и старик, сняв картуз, начал креститься и читать шепотом молитву. Адвокат, отведя в сторону глаза, учтиво дожидался. Окончив свою молитву и троекратное крещение, старик надел прямо и глубоко свой картуз, поправился на месте и начал говорить. — Бывало, сударь, и прежде, только меньше, — сказал он. — По нынешнему времени нельзя этому не быть. Уж очень образованны стали. Поезд, двигаясь все быстрее и быстрее, погромыхивал на стычках, и мне трудно было расслышать, а интересно было, и я пересел ближе. Сосед мой, нервный господин с блестящими глазами, очевидно, тоже заинтересовался и, не вставая с места, прислушивался. — Да чем же худо образование? — чуть заметно улыбаясь, сказала дама. — Неужели же лучше так жениться, как в старину, когда жених и невеста и не видали даже друг друга? — продолжала она, по привычке многих дам отвечая не на слова своего собеседника, а на те слова, которые она думала, что он скажет. — Не знали, любят ли, могут ли любить, а выходили за кого попало, да всю жизнь и мучались; так, по-вашему, это лучше? — говорила она, очевидно обращая речь ко мне и к адвокату, но менее всего к старику, с которым говорила. — Уж очень образованны стали, — повторил купец, презрительно глядя на даму и оставляя ее вопрос без ответа. — Желательно бы знать, как вы объясняете связь между образованием и несогласием в супружестве, — чуть заметно улыбаясь, сказал адвокат. Купец что-то хотел сказать, но дама перебила его. — Нет, уж это время прошло, — сказала она. Но адвокат остановил ее: — Нет, позвольте им выразить свою мысль. — Глупости от образованья, — решительно сказал старик. — Женят таких, которые не любят друг друга, а потом удивляются, что несогласно живут, — торопилась говорить дама, оглядываясь на адвоката и на меня и даже на приказчика, который, поднявшись с своего места и облокотившись на спинку, улыбаясь, прислушивался к разговору. — Ведь это только животных можно спаривать, как хозяин хочет, а люди имеют свои склонности, привязанности, — очевидно желая уязвить купца, говорила она. — Напрасно так говорите, сударыня, — сказал старик, — животное скот, а человеку дан закон. — Ну да как же жить с человеком, когда любви нет? — все торопилась дама высказывать свои суждения, которые, вероятно, ей казались очень новыми. — Прежде этого не разбирали, — внушительным тоном сказал старик, — нынче только завелось это. Как что, она сейчас и говорит: «Я от тебя уйду». У мужиков на что, и то эта самая мода завелась, «На, говорит, вот тебе твои рубахи и портки, а я пойду с Ванькой, он кудрявей тебя». Ну вот и толкуй.
А в женщине первое дело страх должен быть. Приказчик посмотрел на адвоката, и на даму, и на меня, очевидно удерживая улыбку и готовый и осмеять и одобрить речь купца, смотря по тому, как она будет принята. — Какой же страх? — сказала дама. — А такой: да боится своего му-у-ужа! Вот какой страх. — Ну, уж это, батюшка, время прошло, — даже с некоторой злобой сказала дама. — Нет, сударыня, этому времени пройти нельзя. Как была она, Ева, женщина, из ребра мужнина сотворена, так и останется до скончания века, — сказал старик, так строго и победительно тряхнув головой, что приказчик тотчас же решил, что победа на стороне купца, и громко засмеялся. — Да это вы, мужчины, так рассуждаете, — говорила дама, не сдаваясь и оглядываясь на нас, — сами себе дали свободу, а женщину хотите в терему держать. Сами небось себе все позволяете. — Позволенья никто не дает, а только что от мужчины в доме ничего не прибудет, а женщина-жено — утлый сосуд, — продолжал внушать купец. Внушительность интонаций купца, очевидно, побеждала слушателей, и дама даже чувствовала себя подавленной, но все еще не сдавалась. — Да, но я думаю, вы согласитесь, что женщина — человек, и имеет чувства, как и мужчина. Ну что же ей делать, если она не любит мужа? — Не любит! — грозно повторил купец, двинув бровями и губами. — Небось полюбит! Этот неожиданный аргумент особенно понравился приказчику, и он издал одобрительный звук. — Да нет, не полюбит, — заговорила дама, — а если любви нет, то ведь к этому нельзя же принудить. — Ну, а как жена изменит мужу, тогда как? — сказал адвокат. — Этого не полагается, — сказал старик, — за этим смотреть надо. — А как случится, тогда как? Ведь бывает же. — У кого бывает, а у нас не бывает, — сказал старик. Все помолчали. Приказчик пошевелился, еще подвинулся и, видимо не желая отстать от других, улыбаясь, начал: — Да-с, вот тоже у нашего молодца скандал один вышел. Тоже рассудить слишком трудно. Тоже попалась такая женщина, что распутевая. И пошла чертить. А малый степенный и с развитием. Сначала с конторщиком. Уговаривал он тоже добром. Не унялась. Всякие пакости делала. Его деньги стала красть. И бил он ее. Что ж, все хужела. С некрещеным, с евреем, с позволенья сказать, свела шашни. Что ж ему делать? Бросил ее совсем. Так и живет холостой, а она слоняется. — Потому он дурак, — сказал старик. — Кабы он спервоначала не дал ей ходу, а укороту бы дал настоящую, жила бы небось. Волю не давать надо сначала. Не верь лошади в поле, а жене в доме. В это время пришел кондуктор спрашивать билеты до ближайшей станции. Старик отдал свой билет. — Да-с, загодя укорачивать надо женский пол, а то все пропадет. — Ну, а как же вы сами сейчас рассказывали, как женатые люди на ярманке в Кунавине веселятся? — сказал я, не выдержав. — Это статья особая, — сказал купец и погрузился в молчанье. Когда раздался свисток, купец поднялся, достал из-под лавки мешок, запахнулся и, приподняв картуз, вышел на тормоз."
Но если при попытке озвучить бабе, что вы не хотите, что бы она общалась с другими ОМП в соцсетях, она кладёт на вас йух, то вы уже точно можете знать, что для отношалок эта баба не годна. Только для ни к чему не обязывающего перепихона.